Таким образом, драма Верхарна, где все время

Таким образом, драма Верхарна, где все время чувствуются массовые волнения, крики, бурная реакция на все происходящее со стороны разнохарактерной народной толпы, создана, как и драма Роллана, в новом для того времени жанре массового народного зрелища («Зори» были одной из тех драм, которые ставились, как и роллановские «Драмы революции», в народных театрах).

Сближает Верхарна с Ролланом и патетически приподнятая речь, ораторская интонация и декламационный характер стихов его пьесы, обращенных к широкой демократической аудитории, которую и один и другой художник стремятся заразить своим энтузиазмом, поднять на борьбу за высокие общечеловеческие идеалы. (Пусть даже в представлениях их много идеализма и утопичности, так как оба они в это время в значительной степени мечтатели и романтики, излишне полагающиеся на внутренние ресурсы человеческого духа.)

Как и драма «Четырнадцатое июля», заканчивающаяся победоносным взятием Бастилии, последняя сцена «Зорь» завершается свержением символической статуи власти, которое происходит при активном участии и восторженных криках торжествующего народа. Финальная реплика спектакля полна оптимистической уверенности в человеческом будущем: «А теперь пусть загораются зори!»

Таким образом, из опыта Роллана и Верхарна мы можем заключить, что в самом конце прошлого века мировая литература обогатилась совершенно новым жанром народно-революционной драмы — драмы, вопреки законам старого театра, построенной на конфликтах большого политического и этического звучания, открытой для массового героического действия и полной оптимистической убежденности в духовных силах народа и торжестве разумных человеческих идеалов. Далекая от камерных, частных сюжетов, драма эта имела дело не с рядовыми людьми, занятыми мелкими, незначительными делами, а с людьми героического склада, действующими в самых напряженных исторических ситуациях и решающих гигантские по своей сложности задачи. Это был именно тот театр, который, по замыслу Роллана, должен был «противопоставить расслабленной утонченности парижских увеселений искусство мужественное и мощное, способное выразить коллективную жизнь и подготовить возрождение нации», как он говорил в книге «Народный театр». И но случайно, начав свой творческий

путь с драматургии, Роллан снова и снова возвращался к этому своему любимому жанру, вплоть до самой последней и самой заме-чательной драмы «Робеспьер» (1939).

Конечно, очень соблазнительно сравнить здесь ранний, патети-ческий и революционно-романтический этап творчества Роллана со столь же патетическим и романтическим этапом в начальном периоде творчества Горького. Симптоматично, что оба великих пи-сателя, почти одновременно вступая в литературу (в 90-е годы прошлого века), начинали свой путь с поисков крупных, героиче-ских характеров, противостоящих буржуазной обыденности конца века. Оба при этом стремились не просто к реализму, но к реализ-му нового типа, только Горький, рожденный в России, идущей к пролетарской революции, проделал этот путь много быстрее и ин-тенсивнее, чем Роллан, несущий на себе груз индивидуалистичес-ких традиций западноевропейской культуры.

Драматургия Роллана не прижилась на сцене, ибо слишком не-обычны были эти новые по своему духу патетические революци-онные пьесы, и буржуазное общество, в котором они появились, не захотело их принять18. Вслед за драматургией было похороне-но и движение за создание народного театра, которому он отдал несколько лет жизни. Тяжело пережив общественный кризис, сов-павший с его семейной трагедией (разрыв с женой), вынужден-ный отказаться от театра, Роллан тем не менее не сдается, а начи-нает поиски нового воплощения своего героического идеала. Он от-ходит от задач массового революционного действия, но углубляется в рассмотрение доблестной человеческой души, будь то его люби-мец Бетховен, или гениальный Микеланджело, или «пророк из Ясной Поляны» — Лев Толстой, которых он делает героями своих «Героических жизней».

Пусть новые герои Роллана — уже не вожди революции, не участники грандиозных общественных движений, а только гени-альные одиночки, которые обращаются к таким же одиночкам, разбросанным по всему свету, и могут воздействовать на них ис-ключительно нравственным примером. Однако и они вдохновле-ны характерным героическим пафосом Роллана. Создавая эти ге-роические образы, он стремится прийти на помощь несчастным

18 «В капиталистическом обществе театр жестко контролируется неви-димой цензурой правящих классов. В своих крупных газетах они подкарм-ливают двух или трех критиков, реакционных, посредственных и всемогу-щих, которые, в сущности, играют роль надзирателей, охраняющих интел-лектуальную пустоту сцены. Поэтому нечего удивляться, что Театр Револю-ции не был, по крайней мере во Франции, оценен по достоинству»,— сви-детельствует в статье о драматургии Ромена Роллана современный фран-цузский нисатель Робер Мерль («Europe», 1965, dec, № 439—440, p. 26).

и одиноким людям, задавленным нуждой и лишенным моральной поддержки: «Я хочу собрать вокруг них героических друзей, великие души, которые страдали во имя добра… Пойдем же вслед за ними, вслед за всеми, что боролись, как они, в одиночку, разбросанные по всем странам, во всех веках. Уничтожим преграды времени. Воскресим племя героев»,— объявляет он в предисловии к «Жизни Бетховена» (1903). И о том, что его призыв был услышан, говорит колоссальный успех и распространение этой маленькой книги.

Знаменитое предисловие к «Жизни Бетховена» справедливо называют «этическим и эстетическим исповеданием веры Рол-лана». В нем с особенной ясностью раскрыты стимулы, заставившие его обратиться к освежающему источнику героического искусства в затхлой атмосфере западноевропейского декаданса: «Вокруг нас душный, спертый воздух. Дряхлая Европа впадает в спячку в этой гнетущей, затхлой атмосфере… Мир погибает, задушенный своим трусливым и подлым эгоизмом. Мир задыхается. Распахнем же окна! Впустим вольный воздух! Пусть нас овеет дыхание героев».